Роль китайского фактора в возникновении корейской войны и его влияние на советско-американские отношения 1949-1950 гг.

Цель "китайского лобби". Роль Ачесона в возникновении конфликта. Помощь Пекина вьетнамским коммунистам. Тайвань и Индокитай как основные зоны противостояния между КНР и США в 1950 году. Согласие Мао и Сталина на военное решение корейского вопроса.
Краткое сожержание материала:

Размещено на

РОЛЬ КИТАЙСКОГО ФАКТОРА В ВОЗНИКНОВЕНИИ КОРЕЙСКОЙ ВОЙНЫ И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА СОВЕТСКО-АМЕРИКАНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ 1949-1950 гг.

Т.А. Воробьёва



С начала 1990-х гг. корейская война стала предметом более всестороннего исследования в отечественной историографии по сравнению с советским периодом, когда речь в основном шла о борьбе корейского народа против американской агрессии. В современных публикациях актуализируются, прежде всего, темы ответственности Ким Ир Сена, роли И. Сталина, и даже участие Китая в событиях, приблизивших военный конфликт, рассматривается в этом контексте. Заметная эволюция произошла в оценках советско-китайского договора, «тихоокеанского периметра» [1]. Что касается зарубежной историографии корейского кризиса, то в ней выделялись в основном два подхода - корейская война как результат трехстороннего (КНДР - СССР - КНР) или двухстороннего (КНР - КНДР) заговора [2].

Публикации советских документов, исследования отечественных и зарубежных учёных последних десятилетий позволяют существенно изменить представления о поведении каждого из участников [3]. Целью статьи является анализ роли китайского фактора в общем процессе развития корейского кризиса и его влияния на советско-американские отношения.

К концу 1940-х гг. складывалось впечатление, что ситуация на Дальнем Востоке стабильнее, чем в Европе. В Москве пришли к выводу «об изменении политической обстановки в регионе не в пользу Запада» [4]. Соединённые Штаты ушли из Китая, не демонстрировали своей поддержки Чан Кайши, в 1949 г. были выведены из Кореи советские и американские войска. Мао в телеграмме Лю Шаоци из Москвы писал, что позиция Сталина совпадает с его собственной позицией: «Вынудить сейчас кого-либо воевать очень трудно» [5].

Китай находился на периферии американских интересов. Так, при обсуждении вопроса «Политика США в Китае» в начале января 1950 г. члены Совета национальной безопасности (СНБ) пришли к выводу, что в настоящее время в стране «нет политической группы, которая была бы приемлема для США». Кроме того, отмечалось, что «Китай - менее приоритетный регион, по сравнению с другими, для безопасности США» Дж. Кеннан, советник госсекретаря, на встрече в Госдепартаменте с группой экспертов по восточноазиатской политике заявил, что «Китай не имеет большого значения» с точки зрения глобальной политики США в послевоенном мире, так как он «никогда не будет сильным» [7]. В то же время глава американской военной администрации в Японии Д. Макартур упрекал администрацию Г. Трумэна в том, что она не уделяет достаточного внимания событиям в Азии, ибо «угроза коммунизма здесь сильнее, чем в Европе [8]. Расхождения в оценках роли дальневосточного региона в военно-политическом истэблишменте США объяснялись, скорее всего, тем, что президент Трумэн, госсекретарь Д. Ачесон и Госдепартамент были сторонниками атлантической ориентации и их главная забота заключалась в том, чтобы не допустить усиления позиций СССР в Европе и на Среднем Востоке [9]. Кроме того, внутриполитическая ситуация в самой стране также не способствовала выработке чёткой и конкретной линии в отношении КПК и Чан Кайши [10]. Обеспокоенность по этому поводу вы-сказывал и Лондон, там считали, что следует исходить из экономических, а не идеологических соображений, что понятно, так как британское правительство не хотело потерять Гонконг [11]. Образование КНР и поражение режима Чан Кай- ши, таким образом, поставили перед администрацией Трумэна вопрос: следует ли продолжать политику поддержки китайских националистов или, по примеру ряда стран, лучше начать процесс признания новой власти?

В декабре 1949 г. в недрах Совета национальной безопасности были разработаны два документа, которые определяли политику США на ближайшую перспективу [12]. Прежде всего предлагалось предпринять усилия по «постепенному сокращению и в конечном счёте ликвидации преобладающей мощи и влияния СССР в Азии», с одной стороны, а с другой - продвигать собственные национальные интересы, в связи с чем следовало укрепить позиции в Японии и Филиппинах, оказывать военную и экономическую помощь ряду стран в борьбе с левыми повстанческими движениями (в Индокитае, Малайе и Филиппинах) [13]. Что касается Китая, то об отказе от связей с националистами речи не шло, но и занимать жёсткую позицию в отношении нового режима Вашингтон не собирался. Наоборот, рассчитывали, что «внутренние трудности подвигнут китайских коммунистов скорее к ослаблению связей с Кремлём», поэтому ставилась задача использовать «любые разногласия между китайскими коммунистами и СССР, а также между сталинистами и другими силами в Китае», «не допустить, чтобы Китай стал придатком Советской державы», пока «не станет очевидным, что признание коммунистического режима в интересах США» [14]. Судя по этим документами, администрация Трумэна в Восточной Азии была склонна проводить осторожную политику, включая отказ от военной защиты Чан Кайши на Тайване («стратегическое значение Формозы не оправдывает открытых военных действий») [15], но при этом целенаправленно поддерживать антикоммунистические силы.

Однако часть американской политической элиты не согласилась с таким подходом, ибо была убеждена в том, «что экспансионистские усилия Советского Союза в Азии предвещали быть более широкими, чем в Восточной Европе» [16]. Не случайно накануне корейской войны в Соединённых Штатах была развёрнута маккартистская кампания, когда многие специалисты по Китаю попали под подозрение и подверглись обвинениям в «прокоммунистических взглядах». Президента критиковали за «потерю Китая», в истэблишменте многие симпатизировали Чан Кайши. Конгрессмен Уолтер Х. Джадд обвинял правительство в увлечённости европейскими делами, в то время как политику «сдерживания коммунизма», по его мнению, следовало бы, прежде всего, применить к Китаю [17]. По мнению другого сторонника китайских националистов сенатора Р. Тафта, «Госдепартаментом руководили левые группы, которые хотели бы избавиться от Чан Кайши и были готовы повернуть в сторону Китая под руководством коммунистов» [18]. О давлении «прогоминьдановского лобби» на Трумэна пишут представитель радикально-критической школы У. Лафибер, английский историк Кристофер Бакстер [19] и многие другие.

Цель «китайского лобби» состояла в том, чтобы не допустить признания КНР и представительства коммунистического Китая в Совете Безопасности [20]. Тем не менее администрация Трумэна проводила политику «балансирования между поддержкой националистов на Тайване и желанием рассмотреть вопрос о признании КНР» [21]. Правительство ожидало прояснения ситуации в Китае после победы коммунистов с тем, чтобы решить, насколько установление дипломатических отношений с Мао в интересах Соединённых Штатов [22]. Как отмечает отечественный автор А. Яковицкий, администрация Трумэна планировала признание КНР после выборов в конгресс в ноябре 1950 г., а американский автор Г. Нельзен предполагает, что после освобождения Тайваня коммунистами [23]. Н. Злобин в своей статье «Трумэн» также высказывает мысль о том, что «США вплоть до начала корейской войны не оставляли надежды на улучшение отношений с Пекином, рассчитывая, что, может быть, Мао Цзэдун пойдет на сближение с Вашингтоном, а не с Москвой» [24].

О том, что связи Вашингтона с КНР были возможны, пишет У. Хайлэнд, при этом замечая, что «эта надежда всё-таки была минимальной» [25]. С ним согласен Донован: «Идея признания коммунистического Китая непопулярна, но приемлема» [26]. В Белом доме, опираясь на донесения американского консула в Шанхае, исходили из того, что в руководстве КПК большинство не занимает прокремлёвских позиций [27], в связи с чем рассчитывали, что коммунистические лидеры «поймут, что сотрудничество с Западом для них выгоднее, чем с СССР» [28]. В монографии «Стратегия сдерживания» Д. Гэддис замечает, что «возможность того, что Мао может последовать по стопам Тито, широко обсуждалась в Государственном департаменте и, особенно, в американском посольстве в Москве, которое в октябре даже рекомендовало признание нового китайского коммунистического правительства» [29]. Ачесон говорил: «Если Пекин отпадёт от Москвы, он встретит понимание; если приблизится к Москве, то получит жёсткий ответ Америки вплоть до вооружённой силы» [30]. Однако, отмечает Гэддис в другой своей работе, к этому времени любые попытки американцев переманить Мао на свою сторону были обречены на провал. Причины этого Гэддис видит в национализме Мао, в его личной обиде на американцев, так и не отказавшихся в 1944-1946 гг. от поддержки Чан Кайши. К этому в конце 1949 г. добавился «страх Мао Цзедуна перед широкомасштабным американским вторжением в материковый Китай. Страх этот, пишет Гэддис, основанный не на реальных фактах, а на неправильном восприятии руководителем КПК риторики отдельных американских политиков, искусно подогревался Сталиным» [31]. Помимо этого, считает автор, «подозрения у Мао вызывала двойственность и нечёткость американской политики» в отношении Китая [32]. Авторы монографии «Кривые зеркала» Д. Дэвис и Юд. Трани, касаясь этой проблемы, отмечают, что «Мао предостерегал китайский народ от иллюзий по поводу отношения Китая с империалистическими государствами, особенно с США» [33]. Тем не менее в дальневосточном отделе Госдепартамента вплоть до июня считали, что «Пекин не готов к полному разрыву» с Вашингтоном, при этом исходили из наличия «противоречий в среде китайских коммунистов (между умеренными и промосковской фракцией)» [34]. Более осторожную позицию занимал Дж. Кеннан, который в своей записке Ачесону от 6 января 1950 г. дал следующий анализ ситуации на Дальнем Востоке. Во-первых, он отметил осложнение ситуации для Соединённых Штатов в регионе в связи с «расширением русского коммунизма», «уязвимостью большинства народов Азии для коммунистического проникновения в силу их политической незрелости...