Энциклопедия для детей. Всемирная история 1996г. 7
СРЕДНИЕ ВЕКАПонять средневековье — вот задача, которую ставят перед собой уже несколько поколений историков. «За другое средневековье», «Чтобы закончить со средними веками» — названия книг французских исследователей Жака Ле Гоффа и Режэн Перну говорят о том, что задача эта нелёгкая, и сразу её решить вряд ли возможно. «Закончить» со средними веками никак не удаётся — современная история Европы заставляет нас вновь и вновь задумываться о её корнях, уходящих в прошлое, высвечивает скрытые прежде стороны средневековой жизни.Средние века начинались и заканчивались потрясениями, связанными с падением Рима. В V в. н. э.. пал имперский Рим, великий город, несколько столетий обеспечивавший мир и процветание десятков стран и народов. Рим был воплощением порядка, цивилизованной и культурной жизни; он казался несокрушимым, как скала, и божественным, как Космос, Вселенная. Его крах означал уход античной культуры — она лишилась своего средоточия, центра, из которого к полудиким окраинам тогдашнего мира шло мощное излучение политической и культурной силы. Имперские земли были наводнены варварами, не знавшими латыни; жители отдельных областей, говорившие теперь на разных языках, переставали понимать друг друга.Такой мир превращался в хаос, где господствовали враждебные человеку силы. Страх перед такими последствиями был настолько велик, что падение Рима было оплакано даже многими христианами, которые в целом относились к империи очень настороженно.Человек раннего средневековья видел мир как бы в магическом зеркале: он знал, что вокруг существует множество «проломов», «трещин» и «дыр», через которые в мир могут проникать силы зла. Рухнул центр вселенной — Рим — и превратился в такую огромную «дыру», которую спешно принялись «заделывать». Средневековье создало «святой город», где в великолепных храмах поклонялись мощам святых, рассказывали легенды о раннехристианских мучениках. Наконец, в Риме находился христианский первосвященник, Папа. Этот город стал чем-то вроде магической печати, наложенной средневековьем на пёструю, разноязычную и разноликую Европу. Такое отношение к Риму хорошо видно в предании о том, как Папа Лев I в 452 г. выехал навстречу вождю гуннов Аттиле, вооружённый одним лишь крестом, и увещеваниями заставил Аттилу отказаться от намерения захватить и разграбить город. Император Священной Римской империи Оттон III, потративший всю свою недолгую жизнь (он умер в 1002 г., в двадцатидвухлетнем возрасте) на приобретение римской короны, вполне мог считать себя преемником Александра Македонского, запечатавшего, согласно древнему преданию, разломы, через которые в мир готовы были проникнуть демонические полчища Гога и Магога.Травма, нанесённая средневековому сознанию крушением Рима, оказалась настолько тяжёлой, что полностью изменила представления людей о культуре. Средневековье отказалось от стремления к «распространению» культуры, столь свойственного античности; оно предпочло магически «запечатывать» мир, сохранять его границы неизменными. Священник, изгоняющий дьявола из одержимого; Роланд и Оливье, гибнущие в неравном бою с маврами; скульптор, высекающий изображение Христа над церковными вратами, — вот герои средневековья. Хорошим, надёжным считалось то, что уже было и завершилось; слово «новшество» использовалось средневековыми писателями как осуждение недостойного, опасного.«Каким замечательным был мир в прежние времена, когда в нём в достатке были золото, правосудие и любовь!» — восклицал в XI в. неизвестный нам французский поэт. Со своей точки зрения, он был прав, потому что для средневековья «золотой век» — время, давно минувшее. Сегодняшний же день постоянно грозил срывом, катастрофой, безумием: крупным градом, уничтожавшим посевы и обрекавшим людей на медленную голодную смерть, набегом норманнов, а то и нежданной эпидемией чумы.Неудивительно, что средневековое искусство не столько «изображало» окружающую действительность, сколько «запечатлевало» её, «останавливало мир». Нас не должно удивлять неумение средневековых художников передать движение, найти правильные пропорции фигур: люди, животные, пейзажи на средневековых фресках и миниатюрах — знаки реального, но не сама реальность. Подобно тому как человек палеолита «останавливал мир», овладевал им в пещерных росписях, средневековый художник останавливал текучее, изменчивое, неуловимое и придавал ему грандиозную форму готического собора. Внутренность храма при этом озарялась таинственным светом, пропущенным через200разноцветную «розу» — центральное окно собора; мир средневековья мог существовать только в потоках особого света — благодати Божией.Средневековый человек видел, что неустойчивый, колеблющийся в своём равновесии мир требует его заботы, организованности и упорядоченности. Он чувствовал себя одновременно Адамом, дающим имена зверям и птицам, и Христом, спасающим землю и людей от вечной погибели. Средневековье было религиозным потому, что оно остро ощущало свою ответственность за судьбу мира. Святой Франциск Ассизский называл «братьями» медведей и волков, с которыми он встречался в лесу, не только из любви ко всякой Божией твари. Франциск чувствовал, что человек не должен поддаваться злобе, ненависти и страху; напротив, он призван в мир, чтобы заботиться обо всём живом, подобно тому, как садовник охраняет слабый росток от вредителей, бури и засухи.Весь этот сложный, пронизанный магией и религией мир средневековья рухнул в XVI—XVII вв., и вместе с ним ещё раз обрушился Рим. Хозяевами «вечного города» были вовсе не варвары — он сохранил все свои великолепные здания и веками накопленные богатства, в нём жили Папы и собирались коллегии кардиналов, но святость в её прежнем, средневековом понимании из Рима ушла. Центр всего христианского мира на заре Нового времени представлялся европейцам средоточием жадности и безнравственности, служения Дьяволу. Дело здесь было вовсе не в том, что римское духовенство позднего средневековья отличалось какой-то особой развращённостью и лицемерием, — прежний Рим попросту стал мешать Европе, открывающей для себя новые возможности и новые горизонты. «Запечатывание», сохранение мира сменялось его исследованием, а герои, зорко стерегущие рубежи, сменялись героями, эти рубежи взламывающи...
