Основные подходы к анализу романа "Обыкновенная история" в средней школе. Изучение романа "Обломов" как центрального произведения И.А. Гончарова. Рекомендации по изучению романа И.А. Гончарова "Обрыв" в связи с его сложностью и неоднозначностью.
Краткое сожержание материала:

Размещено на

Введение

К судьбе наследия И.А. Гончарова полностью приложимо такое замечание М.М. Бахтина: по прохождении лет «великие произведения… как бы перерастают то, чем они были в эпоху своего создания». На пороге XXI столетия «Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв» прочитываются совсем иначе, чем более века назад. «Племя молодое, незнакомое» влечется к «старинным, длинным» книгам Гончарова вечным, неиссякаемым стремлением к познанию и восчувствованию мира и себя в нем. И, возможно, опыт последнего столетия реально помогает этому племени увидеть в «Обломове», к примеру, ту полноту мудрости, что была «сокрыта» от современников появления романа.

Сам Гончаров рассуждает о двух вариантах творческого процесса, определяемых тем, что преобладает в художнике, «ум пли фантазия и так называемое сердце». У писателей, которых Гончаров относит к первой группе («сознательное творчество»), «ум тонок, наблюдателен и превозмогает фантазию и сердце». У писателей иной породы («бессознательное творчество») «при избытке фантазии, и при - относительно меньшем против таланта - уме образ поглощает в себе значение, идею». К последним Гончаров относил самого себя, опираясь, вернее всего, на отзыв В.Г. Белинского (статья «Взгляд на русскую литературу 1847 года»), в котором автор романа «Обыкновенная история» как преимущественно поэт-художник противопоставлялся автору романа «Кто виноват?» как преимущественно поэту мысли. В своих статьях Гончаров придал оценке собственного дарования дополнительную односторонность: «увлекаюсь больше всего <…> своей способностью рисовать… Рисуя, я редко знаю в ту минуту, что значит мой образ, портрет, характер». И, наконец: «Хорошо, что я не ведал, что творю!». Гончаров заявлял, что осознание написанного приходит позднее, при этом с помощью критических истолкователей, каковыми для него были Белинский и Добролюбов.

Но парадоксально, что эти же самые статьи Гончарова, прославляющие бессознательность творчества, насыщены более чем сознательной (сугубо рациональной) интерпретацией собственных романов. Гончаров, разъясняя «общий их смысл», писал: «Все они связаны одной общей нитью, одной последовательной идеею - перехода от одной эпохи русской жизни, которую я переживал, к другой - и отражением их явлений в моих изображениях, портретах, сценах, мелких явлениях и т.д.». Борьба «старого» (всероссийский усадебный застой) и «нового» (петербургская нарождающаяся буржуазность) определяет суть «первой галереи» романной «трилогии» - «Обыкновенной истории». Она, в свою очередь, служит «преддверием к следующим двум галереям, или периодам русской жизни, уже тесно связанным между собой, то есть к «Обломову» и «Обрыву», или к «Сну» и «Пробуждению». И «первом романе, и в двух последующих соответственно каждый герой воплощает то или иное социальное явление русской жизни конкретного периода. В первом: «застой» - младший Адуев, движение - старший. Их споры - отражение ломки старых понятий и рождение новых. Вследствие подобной логики даже Наденька Любецкая становится символом «безмолвной эмансипации»: ее увлечение блестящим графом трактуется как «сознательный шаг русской девушки», а бесследное исчезновение из романа сразу после разрыва с Александром объясняется так: «Мне она не была нужна как тип, а до нее как до личности мне не было дела».

В интерпретации наследия Гончарова необходимо (но и очень непросто!) избежать односторонности, то есть: или, обратившись к тексту и письмам, проигнорировать самооценки в статьях, или, наоборот, только на них и строить концепцию творчества. Встает задача уяснения сложного, подчас неорганичного переплетения разных тенденций творчества: социальных, конкретно-исторических, а также иных, ориентированных на погружение в сферу психологии и поведения (менталитета) отдельного человека и целой нации.

Советские исследователи творчества Гончарова, начиная с середины 20-х годов 12, как правило, добровольно отказывались от предложенного романистом подбора «собственного ключа», старательно цитируя его поздние статьи, тем более что за гончаровской трактовкой стояли мнения таких столпов революционно-демократической критики, как В.Г. Белинский и Н.А. Добролюбов.

Цель работы: проанализировать творчество И.А. Гончарова как предмет изучения в средней школе.

Задачи работы:

1. Сформулировать основные подходы к анализу романа «Обыкновенная история» в средней школе.

2. Проанализировать изучение романа «Обломов» как центрального произведения И.А. Гончарова.

3. Дать рекомендации к изучению романа И.А. Гончарова «Обрыв» в связи с его сложностью и неоднозначностью.

роман гончаров обрыв обломов

1. Изучение романа «Обыкновенная история»

Роман «Обыкновенная история» (1847) рассматривается подчас лишь как подступ к более сложным и многоплановым последующим двум. Тем более, что несколько схематичное построение романа облегчает подобную задачу: несложно увидеть в нем исходный чертеж для будущего полнокровного создания - «Обломова». Но если же взглянуть на «Обыкновенную историю» как на завязь, из которой развилась вся романистика, как сгусток творческой энергии, что придал импульс всему творчеству Гончарова, то именно этот роман потребует самого пристального рассмотрения. В «Обыкновенной истории» уже проявились все предпочтения Гончарова в выборе традиций, жанра, сюжета, героя и соответственно всех других элементов романа, при этом предпочтения столь определенные, что хотя они и претерпели в дальнейшем изменения, но не в той степени, чтоб изменилось само существо сделанного выбора. Одновременно в первом романе уже дала о себе знать не только свобода творческого выбора, но и его «несвобода», сказалась зависимость от рекомендаций, выдвигаемых временной ситуацией и авторитетами в искусстве.

Обсуждение «Обыкновенной истории» в школе возможно на двух уровнях: общечеловеческом, доступном любому читателю, и конкретно-историческом (традиционном для уроков в школе и семинаров в вузе). На наш взгляд, в обоих случаях наиболее удачным источником для школы является статья В. Розова «Как жить?», которая неоднократно печаталась в качестве предисловия к изданиям романа и вошла в сборник «Вершины», предназначенный для школы. Различие жизненной позиции дяди и племянника автор статьи определяет как приоритет рассудка или сердца (такой подход был намечен в статье Белинского). В общечеловеческом аспекте учитель может рассмотреть роман как соотношение двух «вечных» типов людей, дополнительно мотивированное возрастом и личными обстоятельствами (план №1), в другом аспекте - как соотношение мироощущений, дворянского патриархально-идеалистического (романтического - в широком значении слова) и пробуржуазного (план №2).

План №1. Как жить?

Сердце и разум в жизни Александра и Петра Ивановича Адуевых

1 Образ Александра Адуева. Романтизм как юношеский максимализм и идеализм. Условия жизни в деревне и учебы в университете: устроенность быта, отсутствие «борьбы за жизнь», общая любовь. Стремление прожить жизнь по высшей норме. Идеальные представления о дружбе (полное растворение в заботах друга, совместное переживание восторгов и печалей), любви (единственное, все затмевающее чувство), смысле жизни (служение человечеству, дающее право на славу), творчестве (красивое и свободное излияние души). При сознании несоответствия идеалов и действительности - отрицание действительности, мысль о том, что мир «не достоин» высоких порывов.

2 Образ Петра Ивановича Адуева. Рассудочность зрелого человека. Самостоятельный путь к жизненным благам и успеху. Трудное начало пути и деятельная жизнь по достижении положения в обществе. Соизмерение своих способностей и цели жизни: сознание своей обычности, конкретность и умеренность цели. Расчет и снисходительность в дружбе и любви. Изучение жизни и приспособление к ней (сознание себя сыном делового века).

3 Образ Елизаветы Александровны. Елизавета Александровна - зрелый, думающий человек. Невостребованность ее души в отношениях с мужем. Дружба с племянником как заполнение душевного вакуума. Трагедия героини в финале романа: перерождение Александра как знак того, что ее порывы не нужны в мире преуспевающих людей.

4 Эволюция героев в эпилоге романа. Дядя - старик, желающий сохранить домашний очаг. Минуты сомнения в правильности своих расчетов. 30-летний Александр, наверстывающий в своей карьере то, что упустил за время романтической юности. Сходство дяди и племянника в поклонении деньгам и карьере. Их отношение к Елизавете Александровне. Эволюция дяди - отступление от одноплановости. Эволюция Александра - полная смена жизненных ориентиров.

5 Вопрос о закономерности эпилога. Несогласие Белинского с авторским вариантом эволюции Александра: он должен остаться романтиком, возведя идеализм в теорию. Параллель с пушкинскими героями как материал для обсуждения финала. Два варианта судьбы Ленского. Меньший сравнительно с Ленским масштаб личности Александра Адуева, определяющий закономерность авторского финала.

План №2.

Дворянин-романтик и деятельный буржуа в перспективе русской жизни середины XIX века

1 А. Адуев как представитель дворянского романтизма. Дворянский усадебный быт как источник «гипертрофии» сердца. Учение в университете 30-х гг.: атмосфера восторженности, идеализма, жажда великих свершений. Сознание своей исключительности как условие «претензий» к жизни.

Культура нежных чувств в жизни молодого дворянина-романтика: деревенские опыты и ожидание большой любви в столице. Любовные...