Ненависть к “малой родине”, или Элегические проклятия
Ненависть к “малой родине”, или Элегические проклятия.Андрей РанчинЛирика Некрасова и русская классическая традицияПушкинские подтексты в некрасовской поэзии исследовались неоднократно, но, как правило, бегло и обзорно. Нижеследующий текст — опыт “медленного чтения” двух хрестоматийных стихотворений Некрасова — «Родины» и «Элегии». Опыт, позволяющий увидеть, что лирика Пушкина была для Некрасова значима как квинтэссенция классической традиции. Пушкинские стихотворения для некрасовской поэзии подобны умиротворённому, исполненному покоя пейзажу — фону, на котором отчётливее и резче выступают мрачные, отталкивающие или странные фигуры первого плана — образы, рождённые воображением автора «Родины» и «Железной дороги». Итак, вчитаемся...И вот они опять, знакомые места,Где жизнь отцов моих, бесплодна и пуста,Текла среди пиров, бессмысленного чванства,Разврата грязного и мелкого тиранства;Где рой подавленных и трепетных рабовЗавидовал житью последних барских псов,Где было суждено мне Божий свет увидеть,Где научился я терпеть и ненавидеть,Но, ненависть в душе постыдно притая,Где иногда бывал помещиком и я;Где от души моей, довременно растленной,Так рано отлетел покой благословенный,И неребяческих желаний и тревогОгонь томительный до срока сердце жёг...Так начинается некрасовская «Родина». Первая же строка вводит мотив возвращения лирического героя в места, где он провёл детские годы и возмужал. Начало неожиданное, без должной поэтической “экспозиции”: текст открывается соединительным союзом “и”, как бы отсылающим и к прошлому, и к прежде сказанному. Но прежде ничего сказано не было. Подобная композиционная черта свойственна и одному из самых известных стихотворений Пушкина — «Вновь я посетил...». Неожиданность начала усилена благодаря отточию:...Вновь я посетил тот уголок земли, где я провёлИзгнанником два года незаметных. Но благодаря внешнему сходству пушкинского и некрасовского стихотворений лишь более очевидной становится противоположность их смысла. Пушкин пишет о возвращении в дорогой для него край, окружающие лирического героя воспоминания если и не радостны, то дороги для него: Уж десять лет ушло с тех пор — и многоПеременилось в жизни для меня,И сам, покорный общему закону,Переменился я — но здесь опятьМинувшее меня объемлет живо,И, кажется, вечор ещё бродилЯ в этих рощах. «Вновь я посетил…» — вариация жанра элегии: вместе и грустные, и светлые воспоминания о безвозвратно протекшей жизни. Не такова «Родина». Родные края, вновь посещённые некрасовским героем, рождают в нём чувство тягостное и негодующее. Воспоминания о жизни в имении безотрадны. Вслед за первым стихом, представляющим собой главное предложение, следует опутывающая, стесняющая цепь придаточных — монотонная череда строк, скорбный перечень, открывающийся союзом “где”. Негодующий пафос сих строк рождает в памяти не элегические размышления из «Вновь я посетил…», но горестное и гневное витийство из пушкинской же «Деревни», указующей на “невежества убийственный позор”, на “рабство тощее” и “барство дикое”. Даже “огонь томительный” — клише элегического стиля — у Некрасова не метафора любовного томления или поэтического восторга, а возвышенное иносказательное именование скорби, рождённой несправедливостью и уродливостью общественного бытия. Как “бесплодный жар” в пушкинской «Деревне». Мир «Родины» страшен, полон страданий — горестна судьба не только рабов, но и матери лирического героя, которая стала несчастной жертвой деспота-мужа: Воспоминания дней юности — известныхПод громким именем роскошных и чудесных, —Наполнив грудь мою и злобой и хандрой,Во всей своей красе проходят предо мной...Вот тёмный, тёмный сад... Чей лик в аллее дальнойМелькает меж ветвей, болезненно-печальный?Я знаю, отчего ты плачешь, мать моя! <…>Вот серый, старый дом... Теперь он пуст и глух:Ни женщин, ни собак, ни гаеров, ни слуг, —А встарь?.. Но помню я: здесь что-то всех давило,Здесь в малом и в большом тоскливо сердце ныло.Но чуть дальше в «Родине» мы встречаем всё же слабый отголосок «Вновь я посетил...». Пушкин в этом стихотворении упоминал о своей к тому времени умершей няне Арине Родионовне: Вот опальный домик,Где жил я c бедной нянею моей.Уже старушки нет — уж за стеноюНе слышу я шагов её тяжёлых,Ни кропотливого её дозора. Мотив дружбы, бесед за кружкой “с дряхлой старушкой” отличителен для поэтических текстов Пушкина, созданных в Михайловском или посвящённым этим двум годам вынужденного деревенского уединения. Усилиями официозных литературоведов советской эпохи этот мотив превратился в миф о солидарности и духовном единении поэта-дворянина с народом. Но нельзя не признать: пушкинские произведения давали для такой интерпретации какие-то основания. Не то у Некрасова. Няня о мальчике заботилась и его любила. Лучше бы она этого не делала:Я к няне убегал... Ах, няня! Сколько разЯ слёзы лил о ней в тяжёлый сердцу час;