Этика эпохи Возрождения

Возрождение как ломка средневековых взглядов на мир и культуру. Человек как основная тема и проблема искусства Возрождения. Эстетическая теория веймарской классики: предшественники и современники Гете и Шиллера. Философия Нового Времени, ее концепции.
Краткое сожержание материала:

Семинарское занятие №4

НА ТЕМУ: КУЛЬТУРНАЯ МОРФОЛОГИЯ О. ШПЕНГЛЕРА «ЗАКАТ ЕВРОПЫ»2002г.

Этика эпохи Возрождения

1. Возрождение как ломка средневековых взглядов на мир и культуру.

2. Человек как основная тема и проблема искусства Возрождения. Монтень «Опыты». Джованни Пико делла Мирандола и его трактат «О достоинстве человека». Эразм Роттердамский «Похвала глупости».

3. Реформация и её роль в установлении моральных ценностей. Вебер М. Протестанская этика и дух капитализма.

4. Социально - политическая направленность этики Возрождения. Утопический социализм (Т. Мор, Т. Кампанелла). Политическая этика Н. Макиавелли («Государь»).

Литература к семинару

1.Артамонов С.Д. Литература эпохи Возрождения: М. Просвещение, 1994.

2.Баткин Л.М Итальянские гуманисты: стиль жизни, стиль мышления. М.,1978.

3.Баткин Л.М. Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности. М., 1989.

4.Вебер М. Протестанская этика и дух капитализма. // Вебер М. Избранные произведения.- М., 1990.

5.Дробницкий О.Г. Понятие морали М.1974 - С. 39-46.

6.Иванов В.Г. Этика. Спб. Питер, 2006. - С. 45-53.

7.Идеи эстетического воспитания: В 2-х т. М.,1973.

8.История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. Т.1. М.,1962.с. 326-343, 429-464.

9.Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения. М.,1978.

10.Монтень М. Опыты. В трёх книгах. - М., 1997.

11.Эстетика Ренессанса. Антология в 2-х т. Сост. В.П. Шестаков. М.,1981.

Содержание

Введение

Глава 1 Создание шедевра

Глава 2 Идеи Шпенглера

Глава 3 Освальд Шпенглер и Закат Европы

Глава 4 Кризис Западной культуры

Глава 5 Предсмертные мысли Фауста

В основе “Заката Европы” не лежит аппарата понятий, в основе его лежит организм слов. Понятие - мертвый кристалл мысли, словно ее живой цветок. Понятие всегда одномысленно, самотождественно и раз навсегда определено в своей логической емкости. Слово всегда многомысленно, неуловимо, всегда заново нагружено новым содержанием.

“Закат Европы” сработан Шпенглером не из понятий, но из слов, которые должны быть читателем прочувствованы, пережиты, увидены. Слов этих в “Закате Европы” в сущности очень немного.

Каждое бодрствующее сознание различает в себе “свое” и “чужое”. Все философские термины указывают по Шпенглеру на эту основную противоположность. Кантовское “явление”, Фихтевское “я”, “воля” Шопенгауэра - вот те термины, нащупывающие в сознании некое “свое”. “Вещь же в себе”, “не я”, “мир как представление”, указывают, наоборот, на некое “чужое” нашего сознания.

Шпенглер не любит терминов и потому он “покрывает различие “своего” и “чужого” многомысленной противоположностью многомысленных слов, называя свое - “д у ш о ю”, а чужое - “м и р о м”.

На слово “души” наслояется затем Шпенглером слово “с т а н о в л е н и е”, а на слово мир слово “с т а в ш е е”. Так слагаются два полюса, - полюс становления души и полюс ставшего мира. Мир возможностей и мир осуществленностей.

Между ними жизнь, как осуществление возможностей.

Вслушиваясь затем в природу становящегося мира, Шпенглер чувствует его таинственно наделенным признаком н а п р а в л е н и я, тем несказуемым в сущности признаком, который на всех высоко развитых языках был указуем термином “время”. Сращивая, таким образом, время со становящеюся жизнью, Шпенглер в противоположном полюсе сознания, в полюсе “чужого”, сращивает ставший мир с пространством, ощущая пространство, как “мертвое время”, как смерть. Так ветвится в “Закате Европы” организм роковых для Шпенглера слов. Слова эти, взятые вместе, составляют не терминологию Шпенглера (« терминологии[» ] у него нет), но некоторую условную сигнализацию.

Что такое время? - Шпенглер отвечает: “время не форма познания, все философские ответы мнимы. Время - это жизнь, направленность, стремление, тоска, подвижность”.

Что такое причинность? - мертвая судьба. Что такое судьба? - органическая логика бытия.

Вот таким способом сигнализирует Шпенглер в душу читателя о том, что он знает о жизни, мире и познании.

Вот метод Шпенглера: он нигде не показан, так сказать, в голом виде. В “Закате Европы” нет главы, специально посвященной его раскрытию: описанию и защите. Он явлен в книге Шпенглера весьма своеобразно, как живая сила, которой, в виду ее очевидной работоспособности, незачем отчитываться и оправдываться. Это осиливание скупо развитым и глубоко схороненным методом тяжелых масс Шпенглеровского знания, придает всей книге впечатление легкости и динамичности. Такова в общих чертах гносеология Шпенглера. Перейдем теперь к его методологии, к установлению различия между природой и историей.

К “чужому” моего сознания, т. е. к миру, я могу отнестись двояко. Я могу избрать детерминантою моего отношения или становление, направленность, время, - или ставшее, протяженность, пространство.

В первом случае я как бы возвращаю мир себе в душу - получаю историю. Во втором - наоборот: я на век закрепляю дистанцию между душою и миром и получаю природу.

История есть мир цветущий в образе. Таким знали мир Платон, Рембрандт, Гете.

Природа - есть мир, увядший в понятии.

Созерцать - значит добывать из мира историю.

Познавать - значит добывать из мира природу.

Природа живет в понятии, в законе, в числе, в причинности, в пространстве.

История всецело покоится по ту сторону всех этих понятий, по ту сторону всякой науки.

Научный подход к истории является потому для Шпенглера методологической бессмыслицей. В истории нельзя искать не только законов, но и никаких причинных рядов. Историю нужно творить. Все остальные точки зрения не чистые решения вопроса.

Всякое природоведение завершается научной систематикой.

Всякое историческое постижение завершается “ф и з и о н ом и к о й”.

Шпенглер убежден, что будущее принадлежит открытой им физиономике, что через сто лет все науки превратятся в куски единой физиономики.

Что же такое эта Шпенглеровская физиономика?

Ответ на этот вопрос дан Шпенглером двойным образом: очень скупым теоретическим определением физиономики, и очень обстоятельным применением ее.

В конце концов, Шпенглеровская физиономика - артистическая практика духовного портретирования. Шпенглер берет науку, искусство, религию, политику, быт, пейзаж определенной эпохи и, освобождая все эти ценности от ярма объективной сверхъисторической значимости, рассматривает их исключительно как символические образы переживаний портретируемой им исторической души. В результате применения этого метода, религия, философия, наука, как таковые, т. е. как некие преемственно развивающиеся, одним народом завещаемые другому ценностные ряды, решительно уничтожаются Шпенглером. Всякая религиозная догма, всякое философское утверждение, всякий эстетический образ, всякая математическая формула - все эти разнообразнейшие закрепления истины, ощущаются и раскрываются Шпенглером, как иероглифы народных душ и судеб.

Писать историю, как философ, говорит Шпенглер, значит писать ее так, как Шекспир писал трагедии своих героев. Историк-физиономист - биограф отдельных культур, т. е. отдельных духовных организмов. Мыслить потому в качестве историка-физиономиста какие-то сквозные, т. е. сквозь все народы и эпохи, проходящие логические или эстетические ценности, мыслить какую-то единую философию, единую логику, или хотя бы объективную единую математику, - значит обезличивать индивидуальные образы отдельных культур мертвыми схемами вымышленных общезначимостей.

Вдумываясь в гносеологические и методологические утверждения Шпенглера, нельзя воздержаться от впечатления их крайнего субъективизма, от попытки отнестись к Шпенглеру, как к явному релятивисту.

И, действительно: многосмысленные слова вместо односмысленных понятий, сигнализация вместо терминологии, разве это может не вести философа к релятивизму? Но релятивизм Шпенглера коренится еще глубже. В каждом сознании Шпенглер отличает душу и чужое этой душе, т. е. - мир. Душа у каждого своя, потому и чужое этой души у каждого свое. Это значит что у каждого свой мир. Шпенглер так и говорит: “есть столько миров, сколько людей”. Но если у каждого свой мир, то ясно, что и оба производных этого мира, история и природа у каждой духовной индивидуальности: у человека, народа, семьи народов, у всякой эпохи, у всякой культуры свои. И действительно, цитируя Гете, Шпенглер утверждает, что об истории никто не может судить, кто сам в себе не переживет истории.

Заостряя Шпенглера до последнего предела можно правомерно утверждать, что для каждой души всемирная история есть в конце концов ни что иное, как история ее же собственной судьбы.

Однако этими размышлениями релятивизм Шпенглера еще не исчерпан до конца. Он потенцируется в утверждении, что субъективно не только переживание мира, но и всякое творческое закрепление этого переживания, что никакие образы искусства и никакие научные законы не вчленимы ни в какие сверхдушевные значимости и исчерпывают свой последний смы...