Тема «марксизм и религия», «марксистский вызов религии'' издавна привлекает внимание исследователей. На первый взгляд, все в ней решено. Кажется, любой человек на вопрос, как относился К. Маркс или относится марксисты вообще, к религии, ответит сразу: религия для них враг, опиум народа (или даже «для народа»). Коротко и ясно - Маркс атеист, критик религии, этого «превратного мировоззрения».

Маркс действительно был атеистом. Был атеистом и Ф. Энгельс (1820-1895). Русский классик марксизма В.И. Ленин (1870-1824) был не просто атеистом, но воинствующим атеистом, к чему призывал и других. И вообще атеистическое и религиоведческое наследие основоположников марксизма весьма обширно. Подчеркнем, что в различные времена его нередко интерпретировали достаточно неоднозначно, не раз с искажениями исходных положений первоисточников, используя именно те цитаты, которые, как считали, лучше отвечали требованиям момента, иным каким-нибудь внешним, чаще всего субъективным, конъюнктурным соображениям. В результате складывались (и сохраняются ныне) устойчивые штампы и стереотипы в отношении марксистского понимания религии и атеизма, существенно повлиявшие на проведение определенной политики в данной области, прежде всего в нашей стране (во времена Н.С. Хрущева (1894-1971), годы «застоя» и «перестройки»). Поэтому столь важной представляется задача адекватного восприятия взглядов основоположников марксизма на религию и атеизм. Попытаемся в данной работе рассмотреть особенности представленной проблемы (марксизм и религия).

1. Понятия «псевдорелигия» и «квазирелигия»

Религия, по мысли немецко-американского протестантского теолога и философа религии Пауля Тиллиха (1886-1965), не есть одна из культурных функций человека, то есть религия не может быть помещена ни в сферу теоретического, ни в сферу практического. Чтобы пояснить это, Тиллих проводит различие между религиозной потенциальностью и религиозным актом. Религиозная потенциальность - это определенное качество сознания, а религиозный акт - теоретический или практический процесс, обладающий этим религиозным качеством.

Тиллих усовершенствовал, введённое его предшественником Иоахимом Вахой, понятие «псевдорелигия», предложив отличать его от понятия «квазирелигия»: «Иногда то, что я называю квазирелигиями, называют псевдорелигиями, но это столь же неточно, сколь и несправедливо. «Псевдо» указывает на предполагаемое, но обманчивое сходство; «квази» указывает на подлинное сходство (англ. genuine similarity) - не предполагаемое, а основанное на идентичности некоторых сторон». [14]

Пауль Тиллих в основу своей категоризации кладёт веру, на основе которой потом произрастает религия, которую Тиллих определяет, как «состояние захваченности предельной заботой, по отношению к которой все прочие заботы выступают как предшествующие и которая заключает в себе ответ на вопрос о смысле нашей жизни». А уже под воздействием «страсти», из «предельной заботы» человека возникает его устремление к тем или иным объектам, которые могут «превращаться в некоего бога».

Тиллих так оценивал позицию Барта: «Никакой конечной реальности не может быть приписан абсолютный статус. Всё обусловленное судимо в категориях «Да» и «Нет». В истории продолжается перманентный кризис, - кризис в двояком смысле этого греческого слова: суд и разделение. Кризис перманентен. Кайрос дан всегда. Но в истории нет и исключительных моментов по отношению к проявлению безусловного (кроме одного - имеющего сверхисторический характер явления Иисуса Христа). История как таковая теряет свой абсолютный смысл: с абсолютной точки зрения она становится безразличной. В доктрине «кризиса» возникает новый тип абсолютной философии истории - тип «индифферентности». Он безразличен к особым вершинам и глубинам исторического процесса» [22].

Пауль Тиллих особо отмечает, что для него квазирелигия не просто подражание религии, но только те их секулярных движений в обществе, которые «демонстрируют убедительные признаки собственно религий (англ. the religions proper), хотя при этом они глубоко отличаются от них». Например, Тиллих относится к фашизму и коммунизму как к квазирелигиям, поскольку считает, что они «являются радикализациями и трансформациями национализма и социализма соответственно, и оба обладают, хотя и не всецело, потенциалом действительно религиозного характера. В фашизме и коммунизме национальный и социальный «заботы» вознесены до неограниченной предельности. Сами по себе эти «заботы» обладают высокой ценностью и достойны того, чтобы отдать за них жизнь, но ни та, ни другая «забота» в сущности не является безусловной». [14] А нация и идеальное общество стали «богами» для «наиболее выразительных примеров современных квазирелигий», к каковым Тиллих относит идеологию фашизма и коммунизма. Тиллих замечает, что фашизм и германский нацизм, представляют из себя наиболее обобщённые разновидности национализма, поскольку «если нация является чьей-либо предельной «зоботой», то название нации становится священным именем и сама нация наделяется божественными качествами, которые во многом превосходят реальное бытие и жизнедеятельность нации». При этом, ответственность за произошедшее искажение этнического самосознания Пауль Тиллих возлагает на плечи секуляризма, заявляя, что «Национализм в современном смысле слова мог возникнуть только тогда, когда секулярный критицизм разъединил прежнее единство религиозного освящения и групповое самоутверждение, освящающая религия была потеснена и пустое место было замещено национальной идеей как предельным «заботой»». Тиллих уверен, что «нация - вот единственный бог, в котором все сконцентрировано, бог, который, конечно же, оказался демоном, но который со всей ясностью показал безусловный характер предельного «заботы»».

В буржуазной Европе, среди русских эмигрантов, по преимуществу монархистов, они оставались социалистами, но в отличие от западноевропейских просоветских левых они утверждали христианство как основу европейской цивилизации. И в ответ на заявления о закате демократической эпохи - веру в возможность демократии на основе христианства. Имеет смысл поставить рядом два высказывания Степуна (не раз при том говорившего о беспомощности демократии в России и Германии): «Я определенно и до конца отклоняю всякую идеократию коммунистического, фашистского, расистского или евразийского толка; т.е. всякое насилование народной жизни. <…> Я глубоко убежден, что «идейно выдыхающийся» сейчас демократический парламентаризм Европы все же таит в себе более глубокую идею, чем пресловутая идеократия. Пусть современный западно-европейский парламентаризм представляет собою вырождение свободы, пусть современный буржуазный демократизм все больше и больше скатывается к мещанству. Идущий ему на смену идеократизм много хуже, ибо представляет собою нарождение насилия и явно тяготеет к большевицкому сатанизму» [14, c. 354]. Противостоит же этому сатанизму «Божье утверждение свободного человека, как религиозной основы истории. Демократия есть не что иное как политическая проекция этой верховной гуманистической веры четырех последних веков. Вместе со всей культурой гуманизма она утверждает лицо человека как верховную ценность жизни и форму автономии, как форму богопослушного делания» [14, c. 272].

Д.В. Пивоваровым в его работе «Философия религии» рассматривается связь идеологии и религии, но автор не использует при этом специальных терминов, хотя утверждает, что «нередко идеология подменяет собой религию и может даже отрицать - в форме «научного» атеизма - традиционные религии» [10, 210-211]. Такое утверждение содержательно близко идеям П. Тиллиха и его концепции квазирелигий. Этот термин часто употребляется у отечественных авторов, однако является скорее риторическим приемом, нежели понятием с самостоятельным содержанием. Так, И.Е. Задорожнюк говорит о «квазирелигиозных», «квазицерковных», «квазикультовых» чертах американской гражданской религии [4]. Здесь приставка «квази» по смыслу приближается к приставке «псевдо», то есть квазирелигия понимается как ложная религия. Эта трактовка существенно отличается содержания, вкладываемого П. Тиллихом и его последователями.

В.М. Сторчак неоднократно употребляет для характеристики мессианизма, в частности, большевистского, термины «квазирелигия» и «псевдорелигия», причем в качестве полностью синонимичных: «многие русские философы классифицировали его [большевизм] как своеобразный тип псевдорелигии (квазирелигии)» [13, 37]. Термины эти исследователь не определяет, однако из их употребления можно сделать вывод о позиции автора. Так, большевистская идеология является и формальным, и символическим эквивалентом традиционной религии («произошла подмена одной веры (православной) другой верой (квазирелигиозной: марксистской)» [13, 44]). В.М. Сторчак оценивает развитие квазирелигий не так, как описывает его П. Тиллих. Если немецкий теолог считает, что этим формированиям свойственно стремление к саморазрушению, то В.М. Сторчак утверждает, что «дойдя до своего логического конца, атеизм превратился в предмет веры, в религию» [13, 37]. Такая возможность перехода из статуса квазирелигии в статус религии особенно интересна в свете проблематизации вопроса границ религии. Термин «квазирелигии» может употребляться для именования ряда феноменов, которые не являются религией, но смешиваются с этим понятием.