Границы современной философской культуры

Горизонты современной культуры и философии. Изучение аспектов, касающихся метафорического и мифологического контекстов существования постмодернистской философии в современной культуре. Характеристика взаимосвязи национальной и фундаментальной философии.
Краткое сожержание материала:

Размещено на http:///

Реферат

Границы современной философской культуры



1. Горизонты современной культуры и философии

По «странному стечению обстоятельств» западноевропейский философский дискурс, который на протяжении двух с лишком тысячелетий формировался под знаком тождества, стремился к «слиянности» мышления и бытия, человека и Бога, субъекта и объекта, вот уже полтора столетия как пытается от него откреститься. Стоило ли отыскивать дом бытия, свой собственный дом, чтобы в итоге объявить себя номадом без рода, без племени? Какова причина этого поворота? Только ли дело в попытках «спасти неповторимый внутренний мир субъекта от диктата внешних сил. Человеческую индивидуальность - от диктата всеобщего, свободу и творчество - от регламентации, чувства - от рассудочных форм» [1, с. 163]. Насколько был радикален этот поворот и каковы его культурные последствия? Вопросы эти не новы и составляют уже своеобразный интеллектуальный фон затянувшегося синдрома fin de siecle. Без претензии на окончательное и всеобъемлющее решение подобных вопросов, в рамках данной статьи предпринимается попытка раскрыть лишь некоторые аспекты, касающиеся метафорического и мифологического контекстов существования постмодернистской философии в современной культуре. В этой связи автор обращается к одному из значимых понятий постмодернистского дискурса - «номадической сингулярности» Жиля Делёза, в котором, на его взгляд, имплицитно содержится объяснение причин состояния современной философии и современной культуры.

Фигура Делёза представляет безусловный интерес, как для историка философии, так и для историка культуры или искусствоведа. Будучи одним из гуру современного философского mainstream^, он, тем не менее, стоит несколько особняком. В отличие от дерридианской программы деконструкции, с которой обычно ассоциируется постмодернистская философия, Делёз в гораздо меньшей степени был ориентирован на лингвистические проблемы. Введение им понятия «номадической сингулярности» (кочующей доиндивидуальной единичности), которая противопоставляется им как субъекту классики, так и структуралистским теориям, выводит его за границы постструктуралистских исканий Деррида, Барта, Фуко, Лиотара и др. Это, с известными оговорками, «маргинальное» положение Делёза в постмодернистском ряду делает его философию интересной в качестве опорной точки в рефлексии о культуре, сосредоточившейся именно на «окраинном», маргинальном.

Номадологический проект, разработанный Делёзом вместе со своим многолетним соавтором Феликсом Гваттари, предполагает различение двух типов культур, сосуществующих в наши дни - «оседлую» и «кочевую». Первый тип культуры тяготеет к классическим образцам искусства, основанным на платоновской идее мимесиса, родственным классическим философским теориям представления, так как оно подражает природе, являясь по сути всего лишь ее дубликатом, фотографией. «Оседлая» западная культура, конечно же, еще не до конца себя исчерпала. Но, по мнению Делёза, у нее нет будущего. Искусство этого типа культуры становится пресным, эпигонским по сравнению с искусством нарождающейся кочевой культуры. «Ризома», с которой Делёз ассоциирует нарождающуюся кочевую культуру, не содержит в себе никакого стержневого корня, она растет «разом во все стороны» и в этом смысле она абсолютно нелинейна, а потому и практически неуничтожима. «Ризома» не имеет не только семантического центра, но и единого кода, который мог бы оказывать центрирующее действие. Целостность «ризомы» обеспечивается не жесткой структурой, иерархией и четко организованным порядком, но, наоборот, внутренне присущей ей нестабильностью. Ризоморфная среда, таким образом, получает огромный творческий стимул к самоорганизации. В бытии ризоморфной среды статика невозможна, так как эта среда есть нечто бесконечно изменчивое. Для «ризомы» не страшны разрывы, поскольку именно благодаря разрывам она и существует как таковая. Мы можем разорвать ризому в любом месте и перестроиться на другую линию функционирования, подобно тому как, читая в Интернете новости, мы, перескакивая от ссылки к ссылке, пишем какую-то совершенно бесконечную историю. Таким образом, ризома - среда принципиально открытая во всех возможных смыслах. Ризома растет и развивается как бы из «середины», а потому не имеет ни начала, ни конца и организуется по принципу «нон-селекции», т.е. среди виртуальных структур «ризомы» мы не можем выделить какую-то в качестве доминантной. Все ответвления «ризомы» в любой момент могут переплетаться самым непредсказуемым образом, образуя временные «плато».

Проект Делёза часто воспринимается критикой постмодернизма как обширный культурный канцероматоз, в который как бы вовлечена современная культура, так как нонфинальность и нонселекция ризомы чем-то сродни недиффиренцируемому раку, т.е. тому виду и стадии заболевания, когда материнская опухоль пускает метастазы во все близлежащие ткани и когда уже невозможно отличить ткань одного органа от другого (литературу от литературной критики, например). Бесконтрольно делящаяся и разрастающаяся, ризоморфная кочующая современная культура смешивает все ценности, традиции, в их кошмарном симбиозе. Однако целью проекта был именно вывод человека за рамки жестко заданных границ пространства и времени, чтобы подобно океану деструктурированный Соляриса из фильма Тарковского, подарить возможность повторения неповторимого. Поэтому Делёз так активно использует ницшеанскую идею Вечного Возвращения и интерпретирует Вечное Возвращение как победу над временем и очевидностью законов природы, как «протест против времени и "было" и стремление воли изменить порядок вещей.» [1, с. 167]

Этот бунт против неизбежности, многократно повторялся под тем или иным обличием в истории культуры. И если говорить о западноевропейской культуре, то одной из ее мифологических доминант всегда был миф о бунтаре (вспомнить хотя бы героев Камю или Сартра), отказавшемся от рода и племени ради собственного, уникального пути. В самом архетипичном виде этот миф отразился в евангельской притче о блудном сыне. С героем этой притчи в западной традиции ассоциировалось человечество, отпавшее от божественной благодати и пожелавшее искать собственного пути.

Данная метафорическая аналогия, конечно же, не сможет заменить логического объяснения, но позволяет высветить те стороны сокровенного культурного подсознания, которые не всегда очевидны - бунт неклассической философии против логоцентризма классики проигрывает старый миф о блудном сыне. Как это может сказаться на культуре, «гибель» которой теперь так модно предрекать?

Да, действительно, «культура - это вся сфера бытия и деятельности человека, включая ее результаты, инициируемая и направляемая Духом, и, соответственно, ориентированная (осознанно или бессознательно), только и исключительно на творческую, нравственно полноценную, духовно наполненную жизнь» [2, с. 556]. Постмодернистская же философия с ее обостренным желанием стереть все бинарные оппозиции, с ее отрицанием идеального (ведь «платонизм нужно перевернуть вверх ногами» [3, с. 226]), редуцирует человека к телу, что заводит философские и культурные поиски в тупик. Однако если вспомнить о том, что вся постмодернистская философия была замешана на эстетике (недаром Бодрийяр говорит о трансэстетике, как одной из характеристик современной культуры), то возникает один очень важный момент в анализе номадизма. Именно на примере искусства Делёз парадоксальным образом утверждает уникальность духовного. Как пишет Е.В. Марева, «перечитать роман или заново посмотреть любимый фильм - это значит погрузиться в ту же самую реальность. Искусство, подобно памяти, демонстрирует возможность повторения неповторимого и служит примером универсальности уникального. Особенное как неповторимое, рассчитанное на бесконечное повторение, проявляет себя именно в области духа» [1, с. 168-169]. Это означает, что существует сфера, в которую бездомный номад будет привносить именно ценности Духа, развивая культуру, а не уничтожая ее.

Таким образом, Делёзовский номадизм, будучи одной из ярких метафор современной культуры, проистекающий из вечного желания человечества жить согласно своему разумению (что чревато, безусловно, растратой культурных ценностей, этическим релятивизмом, смертью искусства и т.д.) утверждает вовсе не бесцельные скитания оставленного Духом тела, а во многом трагичный, духовный поиск человека на пути культурного развития.

2. Глобальная эпоха и философские вызовы

философия культура постмодернистский мифологический

Бесспорен факт, что в последние десятилетия ХХ-го и в начале ХХ1 века, в силу своего инерционного исторического движения, человечество зашло глубоко в зону глобального риска, окотором еще в 70-е гг. ХХ века начали предупреждать ученые «Римского клуба» и который, наконец, был осознан ведущими политиками мира и ощущается всеми разумными людьми на планете.

Разразившийся несколько лет назад мировой финансовый и экономический кризис, который потряс большинство стран, придерживающихся доминирующих с начала 80-х годов ХХ века принципов неолиберализма, т.е. универсального маркетизма, не просто представляет собой верхушку айсберга, который сделал глубокую пробоину в корабле мировой цивилизации. Он дает жесткое предупреждение, что если не будут сделаны своевременные и радикальные коррективы в историческом курсе человечества, его ждут еще более масштабные катастрофические катаклизмы.

К сожалению, попытки лидеров ведущих государств мира в разных форматах - G-8 и G- 20 - сделать что-либо, не привели к ощутимым результатам, и это во многом потому, что они не вышли из идейного гипноза неолиберализма и не осмелились выработать програм...