Вера и обыденное сознание

Формирование мировоззрения человека. Образы всесильных духов как ядро магической практики древнего человека. Становление человеческого общества. Воздействие научно-технической революции. Роль религии, философии и искусства в современном обществе.
Краткое сожержание материала:

Размещено на

ВЕРА И ОБЫДЕННОЕ СОЗНАНИЕ

Н.Н. Ярыгин

Существующие определения веры в основном характеризуют веру религиозную, философскую, веру в научном познании [1]. Совершенно вне поля зрения остаётся вера в обыденном сознании. Однако названный вид веры является существенным пластом человеческого сознания, который в значительной степени влияет на формирование мировоззрения человека. Обыденное сознание в широком понимании послужило в своё время источником развития и религии, и философии, и научных знаний.

В обыденном сознании вера представлена как безусловное принятие человеком знаний, положений без достаточных на то оснований. Веру следует отличать от психологической уверенности, существующей на уровне биологического инстинкта. В силу своей телесности человек обладает психологической уверенностью, которую некоторые исследователи принимают за веру. Так, Ч. Пирс связывает готовность к действию, волю человека с верой. «Готовность действовать из критерия веры превращается в её содержание, то есть в содержание той идеи или предложения, в которое верят» [2]. Вслед за ним Б. Рассел с некоторыми оговорками признаёт наличие веры у животных и даже характеризует её как «истинная» или «ложная» в зависимости от ситуации [3]. Получается, что животные тоже наделены даром познания, и человек мало чем отличается от других существ. Однако не следует забывать, что у животных эта психическая уверенность базируется на инстинктах, а сознание человека отнюдь не сводится к последним. Далее Б. Рассел пишет: «... имеется вера без слов в то, что находится за пределами опыта этого животного » [4]. Если речь об эмпирическом опыте (ощущение, восприятие), то с автором можно согласиться. Кроме этого вера человека есть явление его духовной природы, выраженной образами и словами. Этнографами давно замечено в архаичном обществе повторение из поколения в поколение с абсолютной точностью одних и тех же исторических преданий, родословных, мифов. Ученые обнаружили психологическую основу словесного повторения и ритуального действия. Она заключается в эхолалии (непроизвольном речеподражании), на базе, которой возникает народная память - эпос [5]. Собственно в мифе и формируется феномен веры как специфической характеристики человеческого сознания. Одно из значений древнегреческого слова «миф» переводится как «слово». Лишь «вера в слово» и является собственно верой, отличительным признаком человеческого сознания. Знание существует и передаётся только через слово. Человек познаёт окружающий мир, осознает его, накапливает и передает свои знания потомкам.

Архаичное сознание развивалось через эмпирический материал многих поколений людей. Опыт формировался преимущественно из образов различных двигательных операций, и многие из них становились привычными навыками, автоматизмами (владение орудиями труда и быта, оружием и т. п.). Двигательная уверенность человека сама по себе, овладение различными операциями - это еще не есть вера, которая появляется лишь тогда, когда эти навыки начинают закрепляться в ритуальных действиях и посредством слова передаваться от человека к человеку. Огромное значение магии слова подтверждается тем, что гипнотическому воздействию через слово не подвержены младенцы, механизм суггестии не срабатывает также тогда, когда врач-гипнолог и пациент изолированы друг от друга звуконепроницаемым стеклом. Важное условие веры древнего человека - коммуникативность. Чем более замкнуто некое сообщество, «тем более оно внутренне соткано из доверия - “веры на слово”» [6]. Благодаря социальному характеру веры миф обретает над общиной безграничную власть.

Древний человек являлся лишь единицей рода (индивидом), напрочь отсутствовало личностное начало, что вполне заметно по ранним литературным источникам. Так, в гомеровских «Илиаде» и «Одиссее» повествование ведётся от третьего лица. Доминирование родового начала над индивидуальным было сопряжено с определёнными издержками. Род, племя могли легко пожертвовать любым своим членом ради выживания, причем выбирались самые достойные, да и вряд ли сами жертвы испытывали большие терзания по этому случаю, скорее наоборот - это было их почетной обязанностью. Конечно, сегодня человеческие жертвоприношения выглядят вопиющим варварством, но в тех условиях безоговорочной веры в миф, отсутствия личностного начала это было вполне естественным явлением. Более того, история знает жертвоприношения младенцев. К примеру, они были распространены в финикийском культе небесного божества Баалшамема, в частности в Ханаане, Финикии и Карфагене. В основе этой традиции, очевидно, лежал миф о том, как Крон (Эл) принес в жертву Урану (Баалшамему) своего сына. В финикийских обществах Средиземноморья такие жертвы сохранялись, возможно, до конца первого тысячелетия до н. э. [7] Широко были известны жертвоприношения детей в виде сожжения с предварительным умерщвлением. Часто при угрозе военного поражения приносили в жертву обычно мальчиков в возрасте до шести месяцев. К примеру, по сообщению Диодора Сицилийского, когда армия главы Сицилийского союза городов Агафокла осадила Карфаген в 311-310 гг. до н. э., его защитники принесли в жертву более 500 детей. Среди них 200 от знатных семей были определены властями, а около 300 принесены в жертву горожанами добровольно [8]. Обороняющие с городских стен просто выставили на своих руках младенцев под град неприятельских стрел, поднялся неописуемый детский плач и крик, осаждающие были настолько шокированы происходящим действом, что сняли осаду и удалились прочь.

Образы всесильных духов составили ядро магической практики. Через заклинания и ритуалы миф стал средством разрешения проблемных ситуаций жизни общины. Вера в миф была настолько сильна, что «не было еще примера, чтобы неудача какого-нибудь магического обряда обескуражила тех, кто в него верит» [9]. Как правило, в подобных случаях тень сомнения падала на конкретного колдуна, его магическую силу и способность общаться с духами. Формировалась безусловная установка на принятие мифа в качестве первой мировоззренческой картины мира. Вследствие суровых условий обитания психика древнего человека была перегружена негативными эмоциями: тревога, страх, отчаяние. Человек, постепенно утрачивая свою былую физическую мощь, одновременно обретал силу духовную в виде веры в миф, благодаря чему собственно он и выжил, хотя был значительно слабее окружавших его хищных животных, природных стихий и катаклизмов. Так, в архаичном сознании формируется устойчивый оптимизм, надежда человека на свои силы. «Это всегда вера во власть человека достигать желаемой цели с помощью колдовства и ритуала» [10]. По большому счету архаичное мышление особых сомнений в познании окружающей действительности не испытывало, чаша весов здесь всегда склонялась в сторону веры. Древняя магия становится реальностью для человека, Дж. Фрэзер приводит множество характерных примеров последнего. Так, женщина из новозеландского племени маори съела фрукт, а потом узнала, что он сорван в месте, на которое вождём наложено табу. Она воскликнула, что дух вождя, которого она так оскорбила, несомненно, погубит её. Всё это произошло после полудня, а на следующий день в двенадцать часов она уже была мертва [11]. Предметом нарушения табу может быть вещь, которой пользовался вождь, остатки его пищи, то есть рядовой член племени погибает от соприкосновения с таким предметом, через который на него воздействует духовная сила вождя. Причиной смерти могла быть также легкая царапина, но нанесённая заговоренным, магическим оружием. В любом из таких случаев характерным является то, что, как только жертва узнаёт о нарушении табу, о предсказании знахаря о её близкой смерти, в действие вступает вера, которая и приводит приговор в исполнение. Человек просто ложится умирать, отказываясь от пищи, и чахнет, «вера в неотвратимость наказания за нарушение табу может убивать точно так же, как удар каменным рубилом» [12], - комментирует подобные случаи Ф. Кликс. Данное явление имеет характер психогенной смерти. По выражению К. Леви-Строса, в таких случаях физической смерти человека предшествует смерть социальная [13]. С околдованным человеком прекращаются всякие контакты со стороны общины и даже самых близких людей. Его избегают и гонят отовсюду прочь, в итоге тотальный обскурантизм незамедлительно убивает несчастного. Даже целительная сила колдуна основывается в первую очередь не на его методах и умениях, а на коллективной вере людей в магию [14]. Случается, что малоопытный молодой человек, к тому же ранее скептически относившийся к магии, может составить серьёзную конкуренцию опытному колдуну, стоит лишь общественному мнению склониться в сторону первого. В описываемом случае это повлекло за собой уход из племени старого колдуна и его смерть.

Подобные табу сыграли важную роль в становлении человеческого общества. Например, традиции тотемизма способствовали преодолению древним человеком инцеста (кровосмешения), который мог привести к вымиранию человечества. Члены племени считались «едиными во плоти» с почитаемым тотемом, эту «плоть» нельзя было убивать, есть, делать объектом половых отношений. Для мужчин появляется табу на женщин их рода, племени, благодаря этому в древней общине устанавливается социальный мир, исчезает вражда среди мужчин из-за женщин своего племени. Тогда мужчины отправляются на поиски партнёрш в соседнее племя, что в итоге даёт уже здоровое, жизнеспособное потомство, завязываются прочные отношения между различными племенами.

Как первая мировоззренческая картина миф способствовал освоению окружающего мира человеком, он явился первой попыткой осознания им окружающей действительности. Знания древнего человека о мире носили почти исключительно эмпирический характер. Они существенно отличаются от знаний современных, в которых есть большая доля абстрагирования, рациональных и теоретических выкладок и...