ГУЛАГ как система подневольного труда

Физический труд в местах лишения свободы. Синдром внутренней личностной неполноценности. Психология и философия рабства, сформированная и привитая в ГУЛАГе. Планирование по всем направлениям лагерной деятельности и хозяйственная система ГУЛАГа.
Краткое сожержание материала:

Размещено на

ГУЛАГ КАК СИСТЕМА ПОДНЕВОЛЬНОГО ТРУДА (НА МАТЕРИАЛАХ ВЯТСКОГО ИТЛ НКВД - МВД СССР, 1938-1953 гг.)

Н.Ю. Белых

Начиная с 1926 г., когда по РСФСР были осуждены 1 215 000 человек (из коих 50,8% - к принудительным работам) [1], труд заключенных превратился в «лакомый кусок» для разных советских наркоматов, ведомств, хозяйственных организаций, и они принялись взахлеб увеличивать свои заявки на подневольную «рабсилу». Арон Сольц, старый большевик и влиятельный руководитель ЦКК ВКП(б), не понимая стратегической подоплеки такого «поветрия», вразрез с «общей линией» наивно предостерегал: «Мы караем за любой пустяк... В итоге наши места заключения переполнены трудящимися... НКЮст и НКВД держат курс на превращение наших мест заключения в коммерческие предприятия и в увлечении этим упускают из виду классовые интересы нашей юстиции» [2].

Однако высшее советское партийно-государственное руководство делало все вполне осознанно, по-своему логично и последовательно. Когда истощились резервы «социально чуждых элементов», принялись массовым порядком (целыми слоями и группами) загонять в места лишения свободы представителей «социально близких» классов - рабочих и крестьян. Уже с 1931 г. ГУЛАГ стал монопольным хозяином огромного контингента спецпереселенцев (жертв «раскулачивания») и всесильным, в масштабах всей страны, торговцем фантастически дешевой рабочей силой. Отношение к последней нельзя характеризовать иначе как совершенно варварское: от четверти до трети депортированных крестьян погибли [3].

Нам ясно, почему это произошло: на гигантских и малых стройках «сталинских пятилеток» царил тяжкий, на измор физический труд (нередко - бессмысленный и бесцельный), свирепствовали голод и эпидемии, полностью отсутствовала даже примитивная социально-бытовая инфраструктура. Таким образом, еще в 1930-е гг. физический труд в местах лишения свободы (спец- поселениях, лагерях и колониях) сознательно был превращен в мощное орудие сталинского террора - средство массового уничтожения людей, а в послевоенное время отношение властей к заключенным как к «дармовой» и бессловесной рабочей силе, которую можно, при минимуме условий для поддержания ее в трудоспособном состоянии, эксплуатировать где и сколько угодно, приобрело уже всеобщий и системный характер. Безусловно, труд заключенных в ГУЛАГе - это рабский принудительный труд, и никакие «гуманистические новации» в системе, формах и размерах его оплаты в 1950-е и последующие годы не изменили первородной ипостаси этого труда. Основа его - внеэкономическое принуждение.

ГУЛАГ (по исходному замыслу и его реальному воплощению) - это заповедник рабства в СССР. Вместе с тем «лагерное хозяйство» - еще и неотъемлемая часть всей «социалистической экономики». Рабовладение в XX в. (в советской его модели) имеет свои специфические особенности. Если в эпоху античности раб, как правило, - человек чужой в окружающем его мире (захвачен во время войны с враждебным государством либо куплен и вывезен из другой страны), то в СССР заключенный - гражданин своей державы и даже, как вбивала ему в голову сервильная пропаганда, «хозяин необъятной Родины своей». Де-юре он, после окончания лагерного срока, возвращался в общество, хотя и с заметно подрезанными личными и гражданскими правами, но де-факто уже никогда не мог полностью вжиться в социум: внутренне это был уже безнадежно сломленный человек. Этот синдром внутренней личностной неполноценности, психология и философия рабства, сформированная и привитая в ГУЛАГе, концентрировалась и культивировалась там, а затем расползалась по всей Стране Советов, где, по утверждению «кремлевского горца», жить «вольно дышащему» человеку становилось все «лучше и веселей»...

Конечная цель как античного, так и советского рабовладения однозначна - в оптимально короткий срок (в древности - за несколько лет, в ГУЛАГе - за несколько месяцев или даже недель) «выжать» из человека все его жизненные соки, после чего выбросить, как негодную ветошь. В Древней Греции раб считался вещью - «говорящим орудием», но уже в Древнем Риме за рабами признали право именоваться людьми. В Советском Союзе зеков-рабов вновь превратили в простейшее орудие - для того, что лицемерно преподносилось как «построение социализма», а если абстрагироваться от трескучих пропагандистских наворотов, - в безотказное материальное средство для решения хозяйственных задач, конечной целью которых являлось не удовлетворение насущных и разумных человеческих потребностей, повышение благосостояния народа, а обслуживание безумных геополитических, клановых, шкурнических интересов военно-феодального государства в лице его партийно-бюрократической номенклатуры. В результате ГУЛАГ стал едва ли не самым изощренным - по разработанности плановых показателей - ведомством страны. При этом утопизм и прожектерство сюрреалистически сочетались с маниакальным пристрастием к статистике, с потрясающим прагматизмом и деловитостью.

В отчете Вятлага за 1939 г. признается: «Годовой итог хозяйственной деятельности лагеря совершенно неудовлетворителен и основной причиной невыполнения вполне реального плана и больших потерь является то, что система хозяйственного руководства сверху донизу не была поставлена на основы хозяйственного роста, что естественно привело к невыполнению плана, убыточной работе и чудовищной распущенности большинства хозяйственных работников в деле рационального использования рабочей силы, создания культурно-бытовых условий для рабочих, когда с их стороны не проявляется ни малейшей инициативы по введению простейшей механизации» [4].

Советское рабовладение сверхжестоко в отношении к заключенному, фактическая ценность жизни которого была сведена к ничтожно малым величинам. И это вполне объяснимо: резервуар «рабсилы» постоянно пополнялся, а неистощимый ее источник всегда находился под рукой - им являлся собственный народ. КПД зековского труда крайне низок, но зато (во всяком случае, на первый взгляд) этот труд соблазнительно дешев, потому-то лагеря и стали ведущей осью советского «хозяйственного механизма». Причем требование перевести исправительно-трудовые лагеря (ИТЛ) «на хозрасчет» выдвигалось еще в предвоенные годы и в значительной мере было реализовано, хотя запутанная система расчетных показателей в свирепо административной и жестко плановой советской экономике делает «социалистический хозрасчет» явлением уникальным в мировой практике, виртуальным по своей сути, существовавшим лишь в хорошо подкармливавшемся властями воображении горе-теоретиков от «политэкономии социализма» да в лукавой цифири официальных бухгалтерских отчетов.

Планирование осуществлялось по всем направлениям лагерной деятельности: от состава и условий содержания заключенных и персонала до расходов на канцелярские принадлежности. Но стержнем, которому все подчинено в этой жесткой системе директивных показателей, оставалось одно - количество выпущенной продукции: лагерь прежде всего обязан выполнять «производственную программу», то есть - «давать план по валу». Сама структура показателей в лагерных отчетах имеет сугубо хозяйственную направленность: хорошо или плохо сработали тот или иной ИТЛ и (соответственно) его руководство, определялось в верхах НКВД - МВД и ГУЛАГа сообразно единственному и непреложному критерию: выполнил этот лагерь (в нашем случае - лесной ИТЛ) план (декады, месяца, квартала, полугодия, года) по заготовке, вывозке, разделке, отгрузке древесины, а также по производству пиломатериалов или нет. Разумеется, и количество заключенных, пригодных к тяжелому физическому труду, и уровень их заболеваемости и смертности, качество питания, число отказов от работы, правонарушений, побегов и т. п. - все это (в той или иной мере) напрямую влияло на производственные дела, а потому за все эти вещи тоже (и довольно жестко) «спрашивали». Но приоритетом оставалось выполнение «плана по валу»: все остальное могли «понять и простить», невыполнение годовой «производственной программы» - никому и никогда. При этом планирование на последующие годы осуществлялось от «достигнутого» и, как правило, с увеличением заданий, порою - довольно резким.

В отчетных документах Вятлага мы видим постоянную «экономию» по основным нормативам расходных статей: на содержание заключенных, зарплату вольнонаемному персоналу, интендантское обеспечение и т. д.

Однако в кривом зеркале гулаговской статистики «рентабельность» лагеря отнюдь не обязательно означала его «самоокупаемость», хотя формально-показушное стремление к этому прослеживается. Так, в «Акте приема-передачи Вятского ИТЛ...» от 23 июля 1941 г. в завершение раздела о финансовом состоянии лагерного хозяйства констатируется: «Рентабельность работы лагеря за первое полугодие (1941 года. - Н. Б.) дала возможность перевести в УЛЛП (Управление лагерей лесной промышленности НКВД СССР. - Н. Б.), отказавшись от государственной дотации, 1 000 000 рублей, имея систематически в остатке расчетного счета лагеря от 000 000 до 2 500 000 рублей» [5].

Все основные статьи сметы по содержанию заключенных за обозначенный период также «имеют экономию»: не берегли тогда лишь пот и кровь «спецконтингента».

Принудительный зековский труд считается дармовым, хотя на самом деле, разумеется, таковым не является.

Этот труд «обеспечивается» (а по сути - паразитируется) огромной аппаратно-руководящей машиной НКВД - МВД - ГУЛАГа- УЛЛП - ГУЛЛП. Безжалостно (и зачастую - совершенно беспричинно) выдернутые из нормальной «вольной» жизни люди (среди них - немало специалистов высокой квалификации, небесполезных для «народного хозяйства», испытывающего постоянный голод на грамотных, умелых и добросовестных работников) уже самим фактом своего внезапного исчезновения из структуры производства приносили невосполнимые потери экономи...