История и социальный интеллект

Понятие социального интеллекта. Воспроизводство культур, трансформация общественных регуляторных систем и социальный капитал. Проблемы казуальной детерминации и взаимодействие социальных факторов. Особенности применения концепции социального интеллекта.
Краткое сожержание материала:

Размещено на

Размещено на

История и социальный интеллект

Кабанов А.Б.

Аннотация: в статье представлена концепция социального интеллекта, который определяется как способность конкретного общества или нации создавать определенной структуры и сложности разнообразные общественные регуляторные системы, регламентирующие социальную жизнь - прежде всего, религии, морали и гражданского права. Показано, что использование социального интеллекта в качестве аналитического инструментария позволяет прояснить природу процесса формирования различных культур, их устойчивости, особенности трансформации этических систем в условиях общественно-исторического развития и причины различий в уровне социального капитала наций. Рассматриваются: проблема казуальной детерминации общественно-исторических процессов и взаимодействие социальных факторов, анализируется дилемма Маркса-Вебера и причины ее возникновения. В заключении представлены примеры использования концепции социального интеллекта при объяснении некоторых явлений социальной и политической истории и критическом анализе основополагающих принципов цивилизационной парадигмы.

Ключевые слова: общество, культура, этика, история, социальный интеллект, социальный капитал

I. Предварительные замечания и постановка проблемы

Характер этой статьи и излагаемая в ней концепция социального интеллекта на первый взгляд носят сугубо теоретический (отвлеченный) характер. Однако первоначальное создание самой концепции и последующее написание статьи были вызваны по большей части вполне практическим интересом. Во-первых, наличием ряда вопросов, на которые на сегодня у обществоведов нет ясных ответов, во-вторых, размышлениями над многочисленными культурными, социальными и политическими проблемами последних десятилетий и, в-третьих, некоторыми давними противоречиями между различными социальными теориями. Поэтому вначале будет уместно остановиться на исходных мотивах создания концепции, что позволит легче понять как постановку проблемы, так последующее ее решение.

В свое время Эдвард Тейлор, знаменитый британский антрополог конца 19-го - начала 20-го века, отметил чрезвычайно заинтересовавшее его явление, а именно: удивительное воскрешение одних и тех же культурных артефактов в истории человечества. Он полагал, что подобно животным и растениям обычаи и прочие культурные явления социального поведения людей могут мигрировать из одного географического района в другой, из одной исторической эпохи в другую.

И действительно, обратив свой взор на всемирную историю, мы обнаружим поражающее воображение сходство культурных феноменов у совершенно разных народов, очень часто не имеющих ни общих корней, ни предков, поклоняющихся разным богам, живущих на разных континентах и разделенных тысячелетиями. В дальнейшем, основываясь на исторических фактах, я покажу, что многие аспекты социального поведения древних персов очень похожи на поведение жителей средневековой оттоманской империи и некоторых современных народов. Между тем, многие эллинские и римские традиции воскресли в современной европейской (и частично, японской) культуре. Далее, помимо вопроса о причинах сходства культурных феноменов у совершенно разных по вере и происхождению народов одновременно возникают еще два вопроса: почему многие культуры различны и почему отдельные культуры столь устойчивы. Очевидно, что в эпоху глобализации и усиления международной конкуренции культурные факторы будут все чаще выходить на первый план. Не менее очевидно и то, что современные социологические концепции не предоставляют нам убедительных и исчерпывающих ответов на эти важные вопросы, помимо общих и преимущественно размытых заявлений об их исторической обусловленности и многофакторности.

В тесной связи с культурной проблематикой находятся многие проблемы социально-экономического и политического развития, прежде всего, в незападном мире. Здесь будет уместно вспомнить теорию модернизации и концепцию «стадий роста», предложенную вскоре после Второй мировой войны Уолтом Ростоу. Согласно им экономическое развитие в Азии, Африке и Латинской Америке неизбежно, последовательно и необратимо должно было вести на пути от традиционного общества к современному демократическому обществу. Предполагалось, что конкретный уровень экономического развития всегда сопряжен с соответствующим ему конкретным социально-политическим устройством. Однако последующие десятилетия в целом показали нереалистичность подобных предпосылок. Экономическое развитие, урбанизация и доступность образования, разрушая старые социальные связи, не могли ничего поделать с культурой, приводившей к политическим беспорядкам, слабости власти и в итоге к новым формам автократии.

В конце 80-х произошел распад коммунистического блока в восточной Европе, появились новые независимые государства, произошли мощные геополитические сдвиги. В это же время, учитывая проблемы «теории модернизации», появился ее более мягкий вариант, известный как «конец истории». В сущности Фукуяма соединил логику научно-экономического развития теории модернизации и гегелевский «историзм», предоставляющий множество путей перехода к либеральной демократии, в зависимости от особенностей каждой отдельной страны, но так же предполагающей унификацию форм правления, только по большей части с идеалистических позиций. Кроме этого, Фукуяма считал, что культура не может быть непреодолимым препятствием на пути к демократизации: мудрость политиков и постепенность перехода позволят преодолеть возникающие трудности. Поэтому его концепция, в конечном счете, предлагала ту же историческую перспективу, что и теория модернизации (1). Однако и этот менее догматичный вариант теории модернизации вскоре подвергся нападкам. В частности, автору «конца истории» указывали на драматические последствия перехода к демократии и рыночной экономике во многих странах Восточной Европы в 90-х годах.

С исторической и теоретической точек зрения «теория модернизации» отталкивалась от исторического материализма Карла Маркса, который предполагал, что производительные силы и производственные отношения (базис) детерминируют культуру, религию, право, политику и мораль (надстройку). Конечно, Маркс был прав в том, что рост производительных сил со временем привел к появлению избытка средств существования и к накоплению, в результате чего появилась частная собственность, возникли современная форма семьи и государство. Но он мало размышлял над вопросом, почему это происходило у одних народностей и не происходило у других. И конечно его теория ничего не может сказать, почему при равенстве производительных сил у ряда азиатских и европейских народов столь различны политические системы, право и мораль (что прямо противоречит ей). Почему типичную форму патерналистского государства мы находим как в древних Персии, Мидии и Парфии, так и сегодня спустя две с половиной тысячи лет в переполненном небоскребами Сингапуре.

Эти противоречия не остались без внимания: в частности, Макс Вебер хотя и не стремился полностью перевернуть одностороннее казуальное отношение между «базисом» и «надстройкой», но утверждал, что религиозные догмы и сформированные на их основе культура, право и мораль во многих аспектах детерминируют экономическое развитие. В последние два десятилетия появилась целая масса научных работ, в которых признается, что культура (как правило, интерпретируемая в терминах доверия и социального капитала) оказывает существенное влияние на экономическое развитие и политическое устройство (2). Вместе с тем концепция Вебера также оказалась не без изъянов - так называемых «веберовских аномалий», она не могла объяснить относительно быстрое развитие капитализма в ряде католических областей, в частности, в Бельгии и некоторых регионах Италии (3). Так возникла своего рода дилемма в отношения силы и роли различных социальных факторов в историческом развитии.

Таким образом, на сегодня в социальных науках есть целый ряд важных и не имеющих ответов вопросов и неразрешенных противоречий, которые не способны удовлетворительно объяснить или разрешить существующие социальные теории. Соответственно имеется настоятельная потребность в новых социальных концепциях способных помочь объяснить наблюдаемые факты социальной жизни, понять причины противоречий прежних теорий и предоставить эффективный научный инструментарий для анализа современных проблем, который бы расширил спектр существующих и используемых сегодня средств социального анализа.

II. Понятие социального интеллекта

Существует достаточно много различных научных трактовок человеческого интеллекта. В общем случае, под ним подразумевается определенная умственная способность, благодаря которой человек в состоянии познавать окружающий мир, понимать суть вещей, абстрактно мыслить, создавать и понимать сложные идеи, делать заключения, планировать свою деятельность и решать стоящие перед ним проблемы (4).

Прежде всего, здесь следует особо отметить, что понятие интеллекта и его научное использование довольно часто наталкиваются на необоснованные возражения. Чтобы развенчать подобного рода предубежденность, будет уместно процитировать Айзенка (создателя современных тестов IQ): “Интеллект больше, чем какое-либо другое научное понятие в психологии оказался объектом споров, критики и неприятия. Последние в значительной мере носят философский характер и, таким образом, не особенно влияют на работу экспериментатора. Часто декларируется, что интеллект - нечто несущественное, и поэтому люб...